В нулевые Дана Борисова была очень популярной телеведущей. Увы, пагубные пристрастия едва не стоили ей не только карьеры и общения с дочерью Полиной, но поставили под угрозу саму ее жизнь. Пройдя программу реабилитации, сегодня Дана собирает себя заново. Она откровенно рассказывает о пережитом тяжелом опыте, так как считает, что это может помочь людям, оказавшимся в подобной ситуации. Она делает свою собственную программу, активно ведет соцсети, а также участвует в телешоу. Последнее — «Звезды в джунглях», кстати, не обошлось без экстремальных приключений.
– Дана, почему чего вы согласились участвовать в проекте «Звезды в джунглях»? Какие были планы?
– Я совершенно объективно оценивала свои возможности, поэтому ни о каком финале не задумывалась. Согласилась, потому что, во-первых, очень хотела побывать в Колумбии (когда еще туда доберусь), захотелось реалити, приключений, общения. Во-вторых, чисто женская причина — похудеть, но немного, на три−четыре килограмма.
– Почему, по вашим словам, вас выжили из проекта «Звезды в джунглях» уже в первой серии? Как вы сказали, «всему виной сопляки-малолетки — блогеры и черная зависть»?
– Я не говорила, что выжили. Все произошло своевременно. Не выжили, а просто я покинула проект в первой серии. Тому были объективные причины. Во-первых, действительно я прилетела без единой личной вещи. Без единой. То, что у меня было в женской сумочке, то и осталось при мне. Конечно, мне было очень некомфортно. Во-вторых, все отдохнули по три дня в отелях, акклиматизировались. А я прилетела в два часа ночи и в шесть уже была на площадке. Поэтому я как-то не особо включилась в процесс. Конечно, изначально амбиции были, но я не рассчитывала дойти до финала. Просто мне было сложновато из-за этих чисто бытовых моментов.
– Как вы умудрились не только самой потеряться перед проектом, но и потерять весь багаж в Стамбуле?
– Да я вообще добиралась с огромными приключениями. Я такой человек, который все высмеивает и шутит, но на самом деле ничего смешного не было. Все произошло по причине моей очень сильной рассеянности. Первым рейсом я нормально долетела до Стамбула. Он приземлился в 5 утра, я сдала багаж, его уже загрузили в самолет. Но перед гейтом я уснула! В самолет надо было зайти в 9.40, а я проснулась в 14.00. К сожалению, другие участники меня не заметили, хотя они меня искали. И с этого момента начались накладки. Багаж мой сняли, потому что, если пассажир не зашел по посадочному талону в течение 10−15 минут, его багаж возвращают. Мне пришлось жить в капсульном отеле в аэропорту и строго-настрого запрещено выходить из него, чтобы не потеряться и не дай бог еще каких-то приключений не отхватить. И я ждала самый крайний рейс, на котором летел самый последний член съемочной группы, звукорежиссер. В итоге уже перед вылетом я ходила со своим багажом по аэропорту и где-то его оставила, а так как он был без бирки, найти его оказалось просто невозможно. И уже спустя два дня я долетела до Колумбии прямо впритык к съемкам. Объективно мне было тяжело.
– Таблетки от биполярного расстройства потеряли тоже? Как вышли из сложившейся ситуации? Вы ведь говорили, что находитесь на пожизненной терапии.
– У меня были таблетки буквально на 5−6 дней с собой в сумочке. Но основной запас, который остался в багаже, я брала из расчетов на 30 дней. У меня терапия ежедневная. Нельзя пропускать. Мы заехали в местную аптеку, там был основной препарат, который продается по всему миру без рецепта.
– Вы будете еще участвовать в подобных шоу-проектах или хватит уже?
– Да, с удовольствием, даже рассматривается уже один проект, но я не могу о нем ничего говорить.
– Вы работали ведущей на множестве телепроектов, что сегодня?
– Во-первых, хожу на различные шоу, во-вторых, веду свою страничку, в-третьих, воспитываю дочь.
– Дочь Полина часто удивляет?
– Мы каждый день удивляем друг друга, но приятно. Особенно, что меня удивляет, насколько она развитая, насколько у нее интересные суждения, предположения, современные и взрослые взгляды. Отношения у нас прекрасные, дай Бог каждой маме и дочке такие, дополняем друг друга во всем. Общение друг с другом для нас ценнее, чем любое другое, даже с подружками — она всегда предпочтет со мной пообщаться, так же, как и я с ней.
– Что скажете о планах дочки, решившей учиться на журналиста в Южной Корее?
– Она четыре года учит корейский, в прошлом году обучалась в языковой корейской школе. На Новый Год мы едем уже прицениваться, смотреть ВУЗы, потому что в Корее есть возможность получить бесплатное образование. В крайнем случае, будем поступать где-то в России, но здесь, конечно, возможности особо сэкономить на образовании нет. Дочке безумно нравится Корея. Она все-таки хотела бы свое будущее связать с двумя странами. И не исключает, что переехала бы туда на постоянное проживание, ей в этой стране нравится все.
– Она коммуникабельная, любит общаться с людьми?
– Да, общается она раскованно, у нее хорошая речь. И повторю, что мне с ней интереснее, чем с кем бы то ни было. Мы одинаково мыслим, нам легко понять друг друга. Каждый день у нее какие-то новые знания появляются, новые мысли. И мы делимся ими друг с другом. Я не могу представить, чтобы она застеснялась подойти к какому-то человеку. Она быстро находит общий язык и в быту, и в каких-то других ситуациях.
– Вы как-то помогаете ей в выбранной профессии?
– Нет, она довольно-таки неожиданно и не так давно мне сообщила о том, что ей эта профессия нравится, поэтому я особо не помогаю, разве что на съемки ее беру.
– Не жалеете, что сами бросили учебу на факультете журналистики МГУ после второго курса?
– У меня не было выбора, я сразу же стала работать.
– В отличие от многих селебрити, вы не скрываете, что употребляли наркотики, официально лечились за рубежом. Почему?
– Это невозможно было скрыть, потому что мне помог Андрей Малахов и его программа. Естественно, сама бы я этот центр не смогла оплатить, на тот момент лечение там составляло 280 тысяч за месяц, у меня не было таких средств. Плюс я тогда вообще не имела понятия о том, что существуют реабилитационные центры. До этого существовало только медикаментозное лечение в наркологических клиниках. Я тоже там неоднократно лечилась, но лично мне это не помогало. Суть рехабов была большинству совершенно не ясной, мало кто знал об их существовании. Рехаб — не лечебное заведение, там нет врачей, нет терапии, а есть методика группового выздоровления, то, во что я верю, то, что эффективно работает. Это когда люди садятся в круг и говорят о своих зависимостях. Я прошла курс реабилитации в течение 8-ми месяцев, я уже в трезвости 7 месяцев без срывов. Изначально это была не моя инициатива, и меня никто не спрашивал, когда съемки начались. Но в принципе, я человек открытый, ничего не скрываю, такова моя суть, люблю правду. Я бы все равно об этом рассказала. Тем более, что это многим пошло на пользу, многих вдохновило и поэтому для меня в этом вообще нет никакой проблемы.
– Почему тогда долго не могли простить маме, что та рассказала журналистам о вашей зависимости?
– Маме, конечно, была необходима помощь, потому что она не знала, как с этим справиться. Тогда еще не было информации, как можно помочь зависимым. Меня с ее помощью, с помощью знакомых устраивали в какие-то больницы, и сама я обращалась, но это все было неэффективно. Мама, естественно, отчаялась, не знала, что делать. А поскольку с Андреем мы давно дружили, общались с самого раннего возраста, и она его хорошо знала, она к нему обратилась через программу, попросила о помощи. Я была на нее обижена, да, но это тоже процесс выздоровления. Там настраиваются, налаживаются отношения с родственниками. Потому что зависимость — это куча дефектов характера, конфликты с родными, с друзьями, каких-то другие проблемы. Это огромный запутанный клубок.
– Сегодня благодарны ей и Андрею Малахову за помощь?
– Благодарна! Боже мой, они спасли мою жизнь! С мамой все сложилось наилучшим образом, потому что она поначалу не хотела меняться, продолжала быть созависимой родственницей. Мне сложно было в общении с ней не раздражаться, не обижаться. Тут она пошла мне навстречу, и сама два года занималась по программе созависимости. То есть, это такая же терапия, те же группы, как и среди зависимых, только среди родственников. И конечно, через два года она сама очень сильно изменилась, поняла, какой ко мне должен быть подход, и мы наладили отношения. Не могу сказать, что они идеальны, но по крайней мере, намного лучше, чем были.
– А отношение к вам поклонников не изменилось после таких откровенных признаний?
– Какая-то часть не может этого принять, кто-то продолжает меня хейтить, но чисто по моим ощущениям, их меньшинство. Процентов 60 все-таки поддерживают меня в этом решении, благодарны и ценят открытость и правдивость. Тем более, я сама уверена в том, что поступила правильно. Я принесла огромную пользу и тем людям, кто столкнулся с такой ситуацией, и их родным. Поэтому большая часть поклонников отнеслась к этому с пониманием.
– Ваше сегодняшнее отношение к тем алкогольно-наркотическим временам?
– Конечно, со временем воспоминания становятся более смутными, но в целом я все равно хорошо помню те ужасные обстоятельства, в которых я жила. У меня стаж зависимости был очень большой. Я была зависима от алкоголя десять лет, а за три года до реабилитации добавилась еще и наркомания. Но, как ни странно, у меня настолько полное принятие своего заболевания, что я вполне спокойно вспоминаю те годы — без страданий, депрессий, тоски. Это часть моей жизни. Со мной очень хорошо поработали: все-таки восемь месяцев в программе — значительный срок.
– Почему считаете, что родные могут навредить в борьбе с алкоголизмом?
– Родные стопроцентно страдают созависимостью, они ведут себя неправильно, неграмотно по отношению к больному человеку. Либо закрывают глаза, либо наоборот слишком активно во все это вовлечены. Живут жизнью зависимого, постоянно выясняют с ним отношения, предпринимают меры, хитрят. Это неправильно. Родственникам тоже нужны хотя бы какие-то элементарные познания о том, как общаться, как жить с больным человеком, чтобы ему помочь. Потому что, как нам объясняли, 80 процентов срывов по возвращению из центров реабилитации происходят за счет неправильных взаимоотношений с родными.
– Как считаете, что угрожало вашей жизни от пристрастия к алкоголю и наркотикам?
– У меня была самая непосредственная угроза. В последние годы я постоянно все смешивала, у меня была аптечная зависимость, я соединяла все вещества и алкоголь. Наркотик употребляла, запивала огромным количеством таблеток. То, что я вообще ложилась спать с такой смесью в организме и как-то утром просыпалась — это, конечно, чудо расчудесное.
– Считаете, это болезнь отечественного шоу-бизнеса?
– Да не только шоу-бизнеса, у нас вообще в целом повышенный риск заболевания алкоголизмом и наркоманией. Но существует мнение, что творческим людям необходимо выпивать, снимать стресс, напряжение или просто употреблять что-то для вдохновения. Возможно, творческие люди в зоне риска, но назвать алкоголизм поголовной болезнью шоу-бизнеса я не могу.
– Почему вы недовольны работой отечественных пластических хирургов, к которым вы несколько раз обращались? И почему решили прибегнуть к хирургическому вмешательству?
– Ну нет, я два месяца назад сделала блефоропластику, подтяжку, изменила форму глаз, сделала лисьи глазки, и меня очень порадовал результат. Делала это у отечественных хирургов. Все-таки мне уже 48 лет. Раздражали мешки под глазами, темные круги. Мне кажется, невозможно найти женщину, которая была бы совершенно довольна этой зоной вокруг глаз. Веки, естественно, с возрастом нависают. Мне хотелось приоткрыть взгляд, но на большую операцию я не была готова. А вот глазки мне хотелось немножко распахнуть, поменять разрез. И я очень довольна.
– Чем вы были похожи на Брежнева, по вашим словам?
– Это я пошутила. Брови приспустились с возрастом, действительно они как-то раньше выше были, морщины между бровями появились. Мне это не нравилось, я называла это эффектом Брежнева.
– Вас и фигура не устраивала, и вы решились худеть с помощью популярного препарата, который прописывают диабетикам…
– Поскольку я больна биполярным расстройством, я периодически по назначению врача весной и осенью принимаю нейролептики. И, к сожалению, 90 процентов нейролептиков дают очень сильное повышение веса. Прошлой осенью буквально за два месяца я набрала 12 килограммов. Диеты, увеличение физической активности — все без толку, вес не снижается. Я слышала про этот препарат в кулуарах и решила попробовать. Два месяца я делала инъекции, результат меня удовлетворил. Я скинула 9 килограммов, и вес более-менее у меня держится до сих пор.
– Страха не возникало?
– Страха не было, желание похудеть взяло верх. Я изучила разные мнения, отзывы, посмотрела некоторые документальные фильмы: смертельных случаев не было зафиксировано, поэтому я решила попробовать. Опять же я себя успокаивала, что это не на длительный срок. У меня очень много знакомых, которые годами колют себе эти инъекции, у меня изначально был запрос на два месяца.
– Но ведь вы начали слепнуть от этого препарата?!
– Вначале проявлялись побочные эффекты, потом организм привык. И это была не слепота, периодически в течение двух-трех недель после приема препарата возникало нарушение зрения, оно становилось расплывчатым. Но ничего общего со слепотой.
– Дочери вы тоже советовали это средство, когда та не могла похудеть. Не жалеете?
– Мы сделали ей две инъекции. Когда я делала уколы себе, Полина изначально не поддержала всю эту инициативу, но потом мы увидели результат и решили попробовать с ней. У нее из побочных эффектов была только сильная тошнота, но мы не впечатлились результатом, потому что вес у нее сразу же моментально вернулся.
– Какие планы на ближайшее и не очень будущее?
– План на ближайшие год-два — помочь Полине найти свой путь, помочь с образованием, с какими-то бытовыми вопросами в Южной Корее, если будет необходимость. Мы же не знаем на 100 процентов, что она сможет там поступить. Поэтому как-то надо в целом наметить направление. Возможно, если она не поступит, она здесь начнет учиться хотя бы на первом курсе. Но у нее настрой на работу. Она подрабатывает с прошлого года, ей нравится, она не любит дома сидеть. Никогда у нас не возникало такой ситуации, чтобы она просила денег или что-то купить. Я не припомню, чтоб она сказала, например: «Купи мне вот эти джинсы, я не могу без них». Или: «У всех есть, а у меня нет». Поэтому она настроена работать, хочет опыта набираться. А моя задача, как мамы, поддержать, и все, что в моих силах, для нее сделать.
Источник: www.womanhit.ru
